Пекин Роу-Роу

Ольга Костюк, Светлана Шорсткая, Любовь Алиферова, Виктория Тимофеева, Юрий Шабельников – пение (12), подпевки (9, 11), скэт (11) , крик макаки резус (13)

Геннадий Бежанов – контрабас (1), треугольник

Герман Сандин – сопрано-саксофон

Елена Маршалкина – скрипка

Сергей Данилин – альт-саксофон

Парень с окраины – электробаян (9)

Дмитрий Катханов – кваканье (6), треугольник

Записано в студии «ПО» г. Ростова-на-Дону в августе 1990 г. Павлом Омельченко

------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

«Живая сила» 1992 г.

1. Хай-хай, джентльмены!

2. Ангел

7. Психоаналитики мои

8. Бродяга

9. Американцы

10. Ящерицы-лестницы

Музыка: Сергей Тимофеев / Дмитрий Келешьян

Слова: Сергей Тимофеев, кроме (5): Сергей Тимофеев / Геннадий Бажанов (текст на немецком языке)

Аранжировки: «Пекин Роу-Роу»

«Пекин Роу-Роу»:

Сергей Тимофеев – пение

Дмитрий Келешьян – эл. гитара, ак. гитара, бас-гитара (4, 7, 10), свист (10)

Виктор Пивторыпавло – барабаны, перкуссия, ксилофон

Игорь Максимов – баян

Дмитрий Катханов – ак. гитара, бас гитара (1, 3)

Николай Константинов – подпевки, губная гармошка

Григорий Гаспарян – труба

Геннадий Бежанов – бас-гитара (5, 8, 10)

Записано в студии «ПО» г. Ростов-на-Дону в феврале 1992 г. Павлом Омельченко и Дмитрием Катхановым

Тексты

-------------------------------------------

Весна

Я одеваю пальто

Ты одеваешь манто

Мы выпиваем две бутылки, как положено, "винтом".

Я успеваю сделать шаг,

Ты успеваешь сделать два;

От недостатка витаминов чуть кружится голова.

Но, господи взгляни, какой сегодня день!

Я нюхаю тебя, а ты нюхаешь сирень - весна!

Я прислонился к тебе

Ты прислонилась к столбу

И что мы можем учинить - у нас написано на лбу.

Сегодня будет любовь

И наш настанет черед

Предаться на весне движеньям взад - вперед

Не упускай возможности вдохнуть весь этот день

Я нюхаю тебя, а ты нюхаешь сирень – весна!

Какой сегодня праздник,

Какая красота!

Все схвачено любовью - от гайки до болта

Мой ангел, моё чудо -

Против-положный пол

Взгляни, как растворяется в стакане синестрол

Но господи, взгляни, какой сегодня день!

Я нюхаю тебя, а ты нюхаешь сирень - весна!

Весна

Я одеваю пальто

Ты одеваешь манто

Мы выпиваем две бутылки, как положено, "винтом".

Я успеваю сделать шаг,

Ты успеваешь сделать два;

От недостатка витаминов чуть кружится голова.

Но, господи взгляни, какой сегодня день!

Я нюхаю тебя, а ты нюхаешь сирень - весна!

Я прислонился к тебе

Ты прислонилась к столбу

И что мы можем учинить - у нас написано на лбу.

Сегодня будет любовь

И наш настанет черед

Предаться на весне движеньям взад - вперед

Не упускай возможности вдохнуть весь этот день

Я нюхаю тебя, а ты нюхаешь сирень – весна!

Какой сегодня праздник,

Какая красота!

Все схвачено любовью - от гайки до болта

Мой ангел, моё чудо -

Против-положный пол

Взгляни, как растворяется в стакане синестрол

Но господи, взгляни, какой сегодня день!

Я нюхаю тебя, а ты нюхаешь сирень - весна!

Следующие тексты по всей видимости разобраны с ошибками!!

Засыхает, засыхает кабачковая икра,
замирает, замирает моя светлая душа.
Ковыряет пальцем глину на стене Иисус Христос.
Кто-то темный и тяжелый нам по две 0,7 принес.
Так наливай, дрожащий раб,
наливай в стакан проклятый,
ждет нас где-то Летний сад -
тысяч белоснежных статуй.
В едких сумерках квартир
девы жаркие, как печи,
и горят у них в глазах,
и плывут под нами свечи.
Ах, родные мои лица,
ах, родные черепа,
вижу, время нас не лечит -
все-то мы голь да шантрапа.
Так наливай скорее, варвар,
вижу, близится гроза,
и висит над нами Ангел
чистый, сука, как слеза.

Белое тело - на белое тело,
Боже мой правый, великое дело.
Птичка - на ветку, брюнет - на блондинку,
солнце - на небо, фраер - в бутылку.
Фраер - на пику, серб - на хорвата,
четыре медбрата - на дегенерата,
кукиш - на кукиш, видишь - на идиш,
вижу дела твои, Господи, видишь.
Ах ты, лампочка-судьба!
Да к моему винту печали
подошла твоя резьба
да к моему винту печали...
Соня молчит, Соня знает, в чем дело.
Соню берут за дрожащее тело.
Черви, цари, монахи, убийцы
лезут на белое тело царицы
Дома на дома - впотьмах раздеться,
дышит над ухом тотальное блядство,
песня о синем - на песню на идиш,
вижу дела твои, Господи, видишь.
Ах ты, лампочка-судьба!
Да к моему винту печали
подошла твоя резьба
да к моему винту печали...

По улице Садовой
шел парень бестолковый
в жеваной панамке
лизал пломбир на палке,
парень крючковатый,
ни в чем не виноватый.
Цепляяся за люки,
за ним тащились брюки,
за ним тащились пауки,
стрекозы и бурундуки,
за ним, визжа и воя,
тащилась паранойя.
Ему была бы рада
любая психбригада.
Он сам ей был бы рад,
аминазина брат.

Психоаналитики мои!
Мальчики кровавые мои!
Безумные фантазии
вам пишу с оказией
горькое признание свое.
Я родился в деревянной люльке,
выли надо мной седые урки,
надо мной звучал ненормативный слог
и дымил "казбеком" козерог.
"Рыба - это символ христианства", -
говорило нам в тюрьме начальство,
говорило, падло, а само хлебало вишни,
и пошел я воровать по жизни.
И пошел, и вот дошел до ручки,
до галлюцинаций, до падучей,
начал раздвояться, начал растрояться,
четвериться начал, пятериться.
Психоаналитики мои,
мальчики кровавые мои,
погубили урку знанья
про подвалы подсознанья,
темная и роковая страсть.

ВЕСНА
Я надеваю пальто,
ты одеваешь манто,
мы выпиваем две бутылки
как положено - винтом.
Я успеваю сделать шаг,
ты успеваешь сделать два,
от недостатка витаминов
чуть кружится голова.
Но, Господи, взгляни,
какой сегодня день -
я нюхаю тебя,
а ты нюхаешь сирень.
Весна!
Я прислонился к тебе,
ты прислонилась к столбу,
и что мы можем учинить
у нас написано на лбу.
Сегодня будет любовь,
и наш настанет черед
на весне
движенью взад-вперед.
Не упускай возможности
вдохнуть весь этот день,
я нюхаю тебя,
а ты нюхаешь сирень.
Весна!
Какой сегодня праздник,
какая красота!
Все схвачено любовью -
от гайки до винта.
Мой ангел, мое чудо,
против-положенный пол,
взгляни, как растворяется
в стакане синестрол.
Но, господи, взгляни,
какой сегодня день!
Я нюхаю тебя,
а ты нюхаешь сирень.
Весна!

НОЧЬ
Лишь многотрудный день рассеялся в пыли,
спустились бархатные сумерки на двор.
Приемник радио со станцией "Маяк"
нам выпускает звуки звучные свои.
О Ночь, призрачное чудо,
прозрачный мой чертог,
как хорошо, подруга,
нам превратиться с тобою в шипящие звезды!
Я под твоим окном тебе стоял свистел.
Ты не выходишь, значит, сильно занята.
Любимая моя, я не обижусь, нет,
я и один станцую танцы до утра.
О Ночь, призрачное чудо,
прозрачный мой чертог,
как хорошо, подруга,
нам превратиться с тобою в шипящие звезды!
А завтра снова в путь - работать, жить, страдать,
и мельком видеть кудри русые твои,
а вечером - к другим - а там опять "Маяк"
нам выпускает звуки звучные свои.
О Ночь, призрачное чудо,
прохладный мой чертог,
как хорошо, подруга,
нам превратиться с тобою в шипящие звезды!

* * *
Ящерицы, лестницы, вспышки сигарет,
выхожу на крышу, вижу синий свет.
не светила - звезды, лабуда - луна.
Здравствуйте, родные небеса,
здравствуй, моя милая луна!
Стальные колесницы, крутые виражи.
Разожгу на крыше до небес костры,
закричу, ударю грудью провода,
здравствуй мое небо, красота,
здравствуй, мое небо, лабуда.
Есть одна задача, есть одна беда -
целовать до смерти эти провода,
падать на железо, на бетонные мосты,
только бы на небо не смотреть,
только бы не видеть красоты!

* * *
Играла музыка и пары танцевали.
Прошли суровые голодные года.
И я в любви признался Вам, когда над нами
Летела та китайская звезда.
Увидев Вас, я стал фигурой кроткой,
стесняться стал своих засаленных штанин,
Ведь Вы - не девка, Вы - богиня танца шимми,
а я - случайный бестолковый гражданин.

КАИР
Какие ночи в Каире,
в Каире ужасно темно,
какое в притонах Каира
густое, как кровь, молодое вино.
Здесь дикие пляски арабов
сменяет тоска фараонов,
в провале обманчивой ночи
блестят ледяные ножи.
Так отдайте же мне эту песню,
кривую, как жизнь ледяная моя,
в Каире хочу целовать эту сталь
в кровостоке кривого ножа.
Какие рассветы в Каире,
как холодно смотрят чужие глаза.
Безмозглые, жуткие турки
сидят у дверей, напевая "за-за".
Здесь душную ночь преступлений
сменяют дневные заботы.
На белых пронзительных стенах
вдруг видишь вчерашнюю кровь.
Так отдайте же мне эту песню,
кривую, как жизнь ледяная моя,
в Каире хочу целовать эту сталь
в кровостоке кривого ножа.
В Каире, в Каире, в Каире опять
невозможно дышать,
в Каире, в Каире ты вовремя вспомнишь
профессию "мать".
В Каире, в Каире
за эту жемчужную черную брошь
в Каире, в Каире
под черной лопаткой торчит кривой нож.
Какие здесь смуглые дамы -
Пурпурные взгляды за сердце берут.
Какие у них кавалеры -
Такие, не жмурясь, башку отшибут.
Но здесь время сменяет пространство -
начало пустыни у стен пирамид.
Какие волшебные ночи в Каире,
в Каире так хочется жить!
Так отдайте же мне эту песню,
кривую, как жизнь ледяная моя,
в Каире хочу целовать эту сталь
в кровостоке кривого ножа.

* * *
На улицах города, возможно, южней Аргентины,
грядет, словно кара с Небес, ночной карнавал.
Уткнувшись лицом в ослепительный блеск пелерины,
тебя я пытался, но так и не удержал.
Так иди ж в этот дым, в этот раж, в эту пьяную похоть,
шатаясь, катись в этот зыбкий расцвеченный ад.
Ты знаешь сама - лишь осядет салютная копоть,
тебя так потянет сюда, так потянет назад.
Свирепые маски, протяжные вопли торговок,
чужие глаза и чужая бессвязная речь,
и я не могу, и, пожалуй, уже слишком поздно
тебя же саму от тебя же самой уберечь.
Так иди ж в этот дым, в этот раж, в эту пьяную похоть,
шатаясь, катись в этот зыбкий расцвеченный ад.
Ты знаешь сама - лишь осядет салютная копоть,
тебя так потянет сюда, так потянет назад.
И музыка, ритмы которой мучительно ранят,
и хохот, который звучит, как удары хлыстов,
и ты, словно рыба, тугая, блестящая рыщешь,
хватаешь весь этот бедлам напомаженным ртом.
Так иди ж в этот дым, в этот раж, в эту пьяную похоть,
шатаясь, катись в этот зыбкий расцвеченный ад.
Ты знаешь сама - лишь осядет салютная копоть,
тебя так потянет сюда, так потянет назад.

МУЗЫКА НАД МИРОМ
Ты сидела в желтом парке
и читала стих Петрарки,
мимо проплывали лица,
проезжал трамвай.
Я смотрел как гаснет вечер,
был подавлен и невесел,
над тобой, любуясь, птицы
прокричали "вай!".
"Вай-вай!" - музыка над миром,
"вай-вай!" - музыка над парком,
"вай-вай!" - над сгоревшим до дна
этим морем любви...
Ты сидела и краснела,
над тобой струна звенела,
и от блесков глаз зеленых
колотило в кайф.
Я стоял и улыбался,
как придурок улыбался,
а японцы от восторга
закричали "хай!"
"хай-хай!" - музыка над миром,
"хай-хай!" - музыка над парком,
"хай-хай!" - над сгоревшим до дна
этим морем любви...
Солнце в небе очень шустро
раскачалось, словно люстра,
небо шевелилось пеной
взвода птичьих стай,
и занес, прижал над сердцем
впечатлительный зимбабвец,
от любви себя зарезал,
прошептав "гуд бай".
"бай-бай!" - музыка над миром,
"бай-бай!" - музыка над парком,
"бай-бай!" - над сгоревшим до дна
этим морем любви...

АМЕРИКАНЦЫ
Старый Вишну топором хуярит Кришну,
ипостась свою вторую он хуярит.
И пошел тот, окровавленный, к коровам,
улыбаясь: бог обязан быть веселым.
- "Keep smiling!" - говорят американцы,
улыбаются всегда американцы,
милые мои американцы,
загорелые всегда американцы.
Долго ль, быстро ль, после фри иль после стресса,
выхожу, короче, я из леса,
вижу - Кришна на суку сидит сосновом,
улыбается - он должен быть веселым.
- "Keep smiling!", - говорят американцы,
улыбаются всегда американцы.
У религии свои есть дерективы,
разные обряды, перспективы,
если ты болеешь, хвораешь, занемог, -
улыбается тебе кровавый Бог.
- "Keep smiling!", - говорят американцы,
улыбаются всегда американцы,
белозубые мои американцы,
шустрые мои американцы.
Захуярил Лао-дзы по ебалу Джоан-дзы -
- Все нормально, - говорят американцы.
- Так бывает, - говорят американцы,
милые мои американцы,
загорелые мои американцы.
Один американец засунул в жопу палец.
- Ну и что же, - говорят американцы.
- Так бывает, - говорят американцы,
шустрые мои американцы,
белозубые мои американцы,
загорелые, белозубые, шустрые,
хорошие, крепкие мои американцы.